- Целых 14 месяцев я прожил в гостинице "Венец", мотаясь в треугольнике "Ульяновск-Казань-Москва". Так мне не хотелось здесь оставаться! А потом квартира меня подкупила. Привел меня в нее предгорисполкома Ланцов, говорит: что тебе еще нужно?
Был июнь, я там на раскладушке переночевал... Соловьи поют, Волгу изо всех окон видно. И я понял, что уже нигде я такой квартиры не увижу и тем более не буду в ней жить. 14-й этаж, и под тобой река. Лунные ночи, восход из-за Володарки, на юг через речной порт виден Сенгилей... Волшебное место.
А почему сначала не хотел оставаться в Ульяновске? Понимаете, к тому времени я уже пять лет отработал в "Комсомолке", облетал страну вдоль и поперек, знал, какие у нас есть города.
Да и сама Казань, где я жил, конечно, была цивилизованным, нормальным городом с какими-то своими, чисто городскими традициями. Это был город.
А Ульяновск - большое село. У меня было полное впечатление, что здесь собрались со всех окрестных деревень люди, осели и очень довольны, что они перебрались в город. Меня поразило, насколько эти люди ограничены в своем общем кругозоре, насколько они неуклюжи.
И чувствовалась еще одна черта в этом городе: здесь все кумовья. Здесь все зависело от того, с кем ты из одного села, с кем ты выпивал, где с кем работал, с кем ездишь за грибами... Этот мотив здесь самый сильный.
А я как-то уже привык общаться по каким-то другим категориям: по душе, по интеллекту. Поэтому мне здесь было тяжело. Ну и другое: здешние женщины. Это было что-то! Я ходил по улице Гончарова и думал: появятся ли здесь хоть одни ноги? Или хоть какой-нибудь городской антураж, разговор...
Начинаешь разговаривать, человек поворачивается и что-нибудь такое ляпает, вроде того что "корова не доилась еще, а ты пристаешь". Таков был уровень. Это меня просто удручало. И не один год. Сегодняшний Ульяновск и тот город, 30-летней давности, - это абсолютно разные вещи.
Перелом произошел, скорее всего, со строительством авиакомплекса, когда сюда приехало много всякого народа. И этот народ как-то быстро размыл эту симбирскую кондовость.
Это вечное произношение (меня еще мучала фонетика!): "тышша лошадей на плошшади". Это, наверное, единственное место, где звуки "ч", "ш" и "щ" произносятся в русской речи как единый звук "шш": "яшшик", "Скошшилов". В мемуарах Пластова я читал, что он в Венеции вспоминал это "шш" и говорил, что это единственное место в России, где эти звуки сливаются в один.
Меня это всегда коробило. Как Сверкалов начинал волочить свои "яшшики" по "плошшади"... Казалось странным: как это секретарь по идеологии так не очень литературно изъясняется.
Записано 4.2.2005 г.
«Хорошо, очень хорошо мы начинали жить». Глава 8 (окончание)
События, 9.3.1937«Хорошо, очень хорошо мы начинали жить». Глава 7 (продолжение)
События, 18.6.1937